М.Г. Зеленцова

Современная наука: проблемы и перспективы

В статье рассматриваются современные представления о науке как важнейшем компоненте духовной культуры, основные направления критики науки и пути преодоления кризиса науки, характерного для современного общества.

Наука является одним из важнейших компонентов духовной культуры. Ее особое место в культуре определяется значением познания в практике. Без познания никакая человеческая деятельность невозможна. Конечно, существовали и существуют другие формы познания человеком мира: здравый смысл, традиции, религия, искусство, мифология. Однако в науке познавательный элемент является основным, а рациональность выражена в концентрированном виде. Поэтому наука представляет собой модель, образец познавательной деятельности как таковой.

Наука имеет длительную историю своего развития, она существовала уже в древних восточных культурах, в античном обществе в качестве натурфилософии, хотя и развивалась в рамках синкретического протонаучного знания. Наука выделилась в особую сферу знания и сформировалась как социальный институт в период с середины XV в. до конца XVII в. Пик славы науки приходится на начало 20 в., когда рационализм Нового времени перерастает в сциентизм – преклонение перед наукой, веру в непогрешимость научного знания. Однако уже в середине 20 в. разворачивается острая критика науки, подготовленная философским иррационализмом. Наступает кризис рациональности - второй сильнейший в истории культуры после кризиса древнегреческой цивилизации.

За что критикуют традиционную науку? За ее объективизм, за ее амбициозное пренебрежение к другим формам культуры, за разрыв с нравственностью, за уход от важных проблем человеческой жизни, за бессилие научного разума перед лицом культурных кризисов, за разрушение природы и т.п. Эта критика во многом справедлива. Однако отказ от разума и науки не сулит человечеству ничего хорошего. Надо исходить из того, что разум, рациональность – атрибутивные характеристики человеческого существа. Кризис рациональности – это одно из проявлений общего кризиса европейской культуры, кризиса ценностей и смыслов человеческой деятельности. Поэтому попытки умаления роли науки в человеческом обществе или представления ее как враждебной человеку силы, предложения отсечь от обычных людей каналы влияния научных и философских знаний и даже отделить школу от науки, внедрить религию в образовательную сферу являются крайне опасными. «Кризис рациональности не означает, что мы должны сделать выбор между рациональностью и абсурдом, – отмечает Дж. Холтон. – Пренебрежение наукой ведет к катастрофе» [9, с.26–58].

Наука не может исчезнуть, но она должна измениться, стать более гуманной, обратиться к человеческим проблемам, соединить истину и мораль. По мнению Э. Гуссерля, преодоление современного кризиса рациональности (и кризиса цивилизации в целом) должно быть связано не с отказом от разума, а с его развитием и совершенствованием, с восстановлением его статуса как одной из высших ценностей человеческой жизнедеятельности. Анализируя причины кризиса европейского человечества, Гуссерль рассматривал кризис Европы как «кажущееся крушение рационализма», ибо «причина затруднений рациональной культуры – не в сущности самого рационализма, но лишь в его «овнешнении», в его извращении «натурализмом» и «объективизмом» [2, с.101–126]. «Рациональность, – писал он, – в том подлинном и высоком смысле, в котором мы ее понимаем, разумеется, нуждается в рефлексивных прояснениях, но именно она призвана в зрелом виде руководить развитием» [2, с.119].

Как прояснить вопрос о сути рациональности? Прежде всего, это прояснение должно быть связано с пересмотром философских принципов классического рационализма и созданием новой формы рационализма. Классический рационализм толковал разум как логику, понятийное мышление, интеллект, рассудок и считал его единственным отличительным свойством человека; все остальные его психические способности рассматривались как второстепенные и малозначащие. Именно против этого выступил философский иррационализм, объявив главными свойствами человека волю, интуицию и чувства и противопоставив их мышлению как иррациональное рациональному. В действительности, мышление, с одной стороны, и воля, эмоции, интуиция, с другой, тесно связаны между собой как две сферы единой человеческой психики. Реальный ход мыслительного процесса не сводится к чисто концептуальной обработке информации, к логико-лингвистическим явлениям; он испытывает на себе влияние перцептивных, эмоциональных, волевых, мнемических, интуитивных и других факторов сознания, являющихся его основой. В то же время, эмоциональная, волевая, интуитивная психическая деятельность человека осуществляется на основе прошлых достижений разума. Поэтому представлять эти две сферы как абсолютно автономные и, тем более, определять все человеческие способности, кроме интеллекта, как иррациональные, т.е. противоразумные, алогичные и т. п., неверно. Прав был К. Поппер, когда предлагал называть классический рационализм «интеллектуализмом», а в определение рациональности с позиций нового рационализма включить ссылку на чувственный опыт и – шире – на все познавательные способности человека [7]. Таким образом, новый рационализм основывается на представлении о единстве рационального и внерационального в человеческом познании.

Другим важным шагом в преодолении кризиса науки должно стать соединение науки с нравственностью. Сегодня имеются достаточно веские основания для амбивалентной оценки научно-технического прогресса: на его основе развивается инструментальный разум в ущерб полноценной рациональности, который негативно влияет на культурные ценности, усиливает бездуховность в обществе, провоцирует сверхпотребление, разрушает среду обитания человека и т. д. Пагубная власть техники над человеком описана в работах многих известных философов, таких как М. Хайдеггер, Х. Ортега-и-Гассет, Ж. Эллюль, Т. Имамичи и другие. Пессимизм по отношению к технике достигает своего апогея в трудах технофобов – Л. Мэмфорда и Т. Роззака. Так, согласно Мэмфорду, человек по природе своей – не «делающее», а «мыслящее» существо, его отличает не орудие, а дух, являющийся основой самой человечности. Техника же есть отрицание живой природы и причина дегуманизации отношений между людьми.

Однако человек, будучи творческим существом, создающим мир искусственного, не может радикально изменить свою собственную природу и совершенно отказаться от преобразовательной деятельности, от техники. Техника как человеческая способность, которую нельзя отождествлять ни с технической деятельностью, ни с продуктом техники, изначально не противостоит духовной культуре, духовным ценностям. Во-первых, техника – самый универсальный феномен культуры, который наличествует во всех без исключения культурных проявлениях. Можно говорить о технике живописи, технике стихосложения, технике танца, технике игры на рояле, спортивной технике, технике строительства, технике математических вычислений, социотехнике, системотехнике и прочее. Во-вторых, техника является причиной зарождения культуры, так как культура появилась в результате человеческого умения, искусности, «технэ», что находит отражение в этимологии самих терминов. Латинский термин «cultura» означает «возделывание, обработка, воспитание, образование». В этих понятиях заложен принцип преобразования, являющийся важнейшим принципом технической деятельности, технэ, умения. Таким образом, при внимательном прочтении слова «cultura» можно заметить его тесную связь с греческим «techne», отражающую реальное единство культуры и техники.

Обострившиеся противоречия между культурой и техникой свидетельствуют, в конечном счете, о неразумии человека, об иррациональном, бесплановом и анархичном состоянии общества. По мнению Т. Адорно, в сильном и действительно рациональном обществе техника могла бы убедиться в своей общественной сущности, а общество – в переплетении своей так называемой культуры с техническими достижениями. «Концепция отвергающей технику духовной культуры сама происходит лишь от незнания обществом своей собственной сущности, – пишет он. – Все духовное имеет технические элементы; лишь тот, кто знает дух как наблюдатель, как потребитель, может позволить обмануть себя тем, будто духовные продукты упали с неба» [1, с.367]. Жесткое противопоставление гуманизма и техники столь же неправомерно, как и противопоставление природы и техники.

Дальнейшая технизация, в том числе, технизация природы, видимо, неизбежна. Но технический прогресс никогда не бывает автономным, идущим вперед сам по себе независимо от человека. Именно человек определяет содержание и направление технического прогресса, превращает его в инструмент и средство для достижения своих целей. Главное – правильное понимание этих целей и ценностей: ими не могут быть только материальное благосостояние или покорение природы, а должны быть также сохранение естественного природного окружения и подлинное самоосуществление человека как целостного природного существа. Необходимо признать, что научно-технический прогресс должен играть подчиненную роль в будущей системе социальных и социоприродных взаимодействий. «Предметом обсуждения, – справедливо отмечает, например, Х. Ленк, – может быть не упразднение или остановка технического развития, не упразднение науки или замена ее другими традициями, мифами или чем-то подобным. Предметом обсуждения может быть только общечеловеческая, глобально-этически ориентированная гуманизация обращения с техническими возможностями» [3, с.372–392]. Необходимо соединение техники с человечностью. И хотя техническое начало – тоже человеческое, но оно не единственное и должно быть совмещено с другими, прежде всего, нравственным.

Нравственное сознание играет существенную роль в жизни и развитии общества. Исторически оно далеко не всегда действовало и действует в полную силу, ибо часто встречало и до сих пор встречает существенное противодействие со стороны различных частных интересов. В этом заключается одна из причин недооценки его статуса и влияния на другие формы духовной деятельности человека и на социальную практику в целом. Кроме того, существуют объективные обстоятельства, о которых пишет, например, К. Лоренц в своей известной работе «Восемь смертных грехов цивилизованного человечества». Это и перенаселенность Земли, возбуждающая агрессивность людей, и генетическая деградация, и возрастающая индоктринация человечества, влекущая за собой унификацию взглядов, потерю личной ответственности, и многое другое [4, с.39–53].

Часто мораль рассматривают как сферу чисто субъективных отношений, не имеющую реальной почвы в «эмпирическом мире», в «фактах», в объективных законах и т. п. И. Кант полагал, что мораль нельзя вывести из интересов, что она коренится в «чистом разуме» и является необъяснимой. Русский философ А. Введенский утверждал, что логика выше морали. Дж. Мур считал, что добро не вытекает из природы вещей, что оно постигается только интуицией и не имеет рационального содержания. Логические позитивисты рассматривали моральные «предложения» как не имеющие никакого смысла. Однако противопоставление морали и науки нельзя признать оправданным. Мораль выражает объективные закономерности общественной жизни, которые вполне поддаются рациональному, в частности, научному познанию. Этика – одна из неотъемлемых областей науки, которая раскрывает сущность моральных понятий и принципов, морали в целом. Она формулирует основной моральный закон, в основе которого лежит общесоциологический закон (тенденция) согласования, гармонизации интересов социума и его членов, выступающий в качестве высшего принципа социальной целесообразности. Сохранение единства индивидов в общественном целом есть первая и безусловная предпосылка достижения ими всех других ценностей, поэтому социум как ценность имеет приоритет перед всеми другими ценностями. Это отношение первенства общего перед индивидуальным является объективной социальной необходимостью, которая получает свое выражение в моральном сознании.

Будучи не только моральным, но и общесоциальным, закон гармонизации личного и общественного должен действовать во всех сферах общественной жизни. Неверно думать, что политика, например, не может в принципе быть нравственной. Поскольку же до сих пор она считалась «грязным делом», моральные законы реализовывались вопреки воле политиков, в ходе революций. К революциям вела и через них в той или иной мере осуществлялась одна из главных моральных идей – идея справедливости. Столь же неверным является убеждение, согласно которому экономика функционирует только по своим внутренним законам – законам рынка, конкуренции, максимальной свободы предпринимательства и т.п. и не должна считаться с моралью. Под влиянием этой архаичной либеральной идеологии наша экономика приобрела дикий, неуправляемый, полукриминальный и криминальный, антинародный характер. В действительности, закон гармонизации личного и общественного имеет в сфере экономики значение экономического закона. Если он не учитывается экономической теорией, то это неверная теория. И практика, основанная на такой теории, не может быть здоровой и эффективной.

Мораль выступает и как важнейший социальный механизм регуляции взаимодействия человека с природой, как фактор ограничения агрессии его технологического интеллекта. Анализируя взаимодействие интеллекта и морали, А.П. Назаретян отмечает, что в истории существует устойчивая тенденция: общество, распоряжающееся более мощными технологиями, вырабатывает более обширную и прочную сферу несиловых компромиссных отношений между группами. Существо современного экологического кризиса автор видит в том, что технологический интеллект достиг такого уровня могущества, который не обеспечен адекватными механизмами сдерживания экологической агрессии [6]. Появление экологической этики, задачей которой и является выработка таких механизмов, свидетельствует о начавшихся позитивных сдвигах в сфере общественного сознания.

Экологическая мораль, как и мораль вообще, имеет, по-видимому, еще более глубокие и фундаментальные объективные основания. Можно предположить, что закон гармонизации части и целого – это закон не только общесоциологический или экологический, но и эволюционный – закон Вселенной. Выражающая этот закон идея существования абсолютного добра как некоего принципа организации мироздания, содержащаяся во всех религиозных и теософских доктринах, имеет под собой объективные основания. С точки зрения современной науки, формирование любой кооперативной структуры есть результат компромисса. Учитывая то, что кооперативные процессы проявляют себя во всех сложных открытых самоорганизующихся системах, действительно можно совсем не в мистическом смысле говорить о всеобщем характере закона гармонизации (квазиморального закона) в нашем мире. Н. Н. Моисеев считает, что использование терминов «кооперация» и «компромисс» вполне уместно при описании ряда форм взаимодействия в живой и неживой природе и что человеческая нравственность имеет природные основания. «Принципы нравственности, – пишет он, – формируются (как и духовный мир человека) в процессе эволюции общественного сознания как следствие общих законов самоорганизации Универсума» [5, с.131–139].

Итак, чтобы выйти из кризиса, наука должна измениться, пересмотреть свои собственные идеалы, нормы, методологические установки, цели и ценности. Она должна признать негативные последствия культивирования инструментального разума (интеллекта) в ущерб нравственности, признать ограниченность сциентизма и технократизма и необходимость экологического и гуманитарного контроля над научно-техническим развитием. Эти мировоззренческие изменения, как считают исследователи, уже начались. Давая характеристику постнеоклассической науки, В. С. Степин отмечает ряд ее особенностей: 1) восприятие природы не как механизма, а как целостного организма, что отражается в таких понятиях как биосфера, экосистема (экология); 2) все более актуальными становятся стратегии ненасильственного действия, по мере того, как объектом научного и технологического освоения становятся сложные, саморазвивающиеся системы, обладающие «синергетическими» характеристиками; 3) выдвигается идея неразрывности истины и нравственности, идеала нравственности как регулятора рационального действия, который постепенно становится условием гуманизации технического прогресса [8]. Постнеклассическая наука демонстрирует, таким образом, возможность сохранения рациональности как важнейшей ценности культуры, хотя и в другой форме, отличной от классической рациональности, а также возможность соединения научного разума с нравственностью.

Кардинальные изменения норм и идеалов науки, способа научного познания мира ведут к усилению интеграции различных научных дисциплин, в первую очередь, естествознания и гуманитарного познания. Это объективная тенденция, но ее реализация требует активной, творческой деятельности самих ученых, глубокого понимания ими тех процессов, которые происходят в современной науке и культуре. Антропология знаний, возвращение этического и эстетического содержания в научное знание сегодня насущно необходимы. Это важно и для развития самой науки, и для сохранения человеческой цивилизации, выхода из глобального кризиса культуры. Как считают философы, предстоит выработать четвертый культурно-исторический тип рациональности, отличный от античного, христианского и современного научного – онтоантропологический. Он предполагает сознательное введение в знание антропологических характеристик, но рассматриваемых не в качестве субъективных, а как вполне объективная смысловая, ценностная часть науки. Необходимо также создание новой интегральной методологии, отвечающей новым идеалам науки.

Весьма актуальной на современном этапе развития науки является социально-нравственная проблематика научного познания. Сегодня резко возрастает не только влияние науки на общество, но и зависимость от политики и идеологии всего хода развития науки, выбора тематики исследований, самого подхода к определению целей и средств исследования, к выявлению экологических и других последствий предлагаемых наукой практических решений. Большое влияние оказывает на деятельность ученого и научное сообщество. В принципе, сторонников всякой философской и научной идеи (метода, стиля, направления, школы и т. п.) можно рассматривать как представителей определенной идейной партии. Групповая пристрастность, заинтересованность группового субъекта действия в определенных результатах своей деятельности может и способствовать, и препятствовать достижению научной истины.

Поскольку усиливается взаимосвязь науки и общества, увеличиваются требования к ученым не только как к специалистам, но и как к гражданам своей страны, а, в конце концов, – и как к представителям всего человечества. Для наиболее обоснованного выбора своей позиции ученый должен хорошо ориентироваться не только в профессионально-специальных, но и в социально-политических, философских (мировоззренческих и методологических), гуманистических, нравственно-этических вопросах развития науки. Действительно демократическое общество предполагает не только плюрализм мнений, свободу выдвижения точек зрения, но и социально ответственное отношение к слову и делу. Важно избегать абсолютного плюрализма, видеть подчиненность его монизму. Каждый имеет не только право на свою позицию, но и обязанность ограничивать свой выбор требованиями объективной научной истины и общечеловеческой морали.

Список используемой литературы:

1. Адорно Т. О технике и гуманизме // Философия техники в ФРГ. М., 1989.

2. Гуссерль Э. Кризис европейского человечества и философия // Философия как строгая наука. Новочеркасск. 1994, С. 101-126.

3. Ленк Х. Ответственность в технике, за технику, с помощью техники // Философия техники в ФРГ. М., 1989.

4. Лоренц К. Восемь смертных грехов цивилизованного человечества // Вопросы философии. 1992. № 3, С. 39-53.

5. Моисеев Н.Н. Нравственность и феномен эволюции // Общественные науки и современность. 1994. № 6, С. 131-139.

6. Назаретян А.П. Агрессия, мораль и кризисы в развитии мировой культуры. М., 1996.

7. Поппер К. Открытое общество и его враги: В 2 т. М., 1992. т. 1.

8. Степин В.С. Эпоха перемен и сценарии будущего. М., 1996.

         Холтон Дж. Что такое антинаука? // Вопросы философии. 1992. № 2, С. 26-58.