Гендерная
специфика коммуникации
Н.Л.
Грейдина
Пятигорский
государственный институт экономики и управления
Дифференциация коммуникантов по половому
признаку на женщин и мужчин предполагает
экспектацию определенного поведенческого комплекса. Социальные
экспектации, сформированные на ранней стадии жизненного развития, укрепляются
с течением поло-возрастного развития индивидов-коммуникантов.
Необходимо уточнить специфику
взаимодействия половой принадлежности коммуниканта и используемых им
средств невербального общения. Так,Д. Пирсон констатирует, что коммуникация
связана с полом речедеятеля в силу того, что она идентифицирует дискурсивные
роли и стимулирует или сдерживает
интернализацию склонностей, связанных с женской или мужской типологией.
Вышеобозначенное положение подтверждается также существованием специфических не вербальных и вербальных ключей,
языков женской и мужской субкультур.
Проведенная серия экспериментальных
исследований указывает на специфику гендерного аспекта выражения невербальных
коммуникативных сигналов. К наиболее эксплицитно распространенным относится
улыбка, свидетельствующая о том, что женщины-коммуниканты проявляют тенденцию
к более частной ее экспрессивизации.
Степень частотности выражения невербального
сигнала улыбки обусловлена в определенной степени социоэкспектацией. Так, Д.
Хавиланд определил, что это подтверждается результатами проведенного
эксперимента. В рамках последнего исследовательская задача определялась как
идентификация пола младенцев по их фотографиям. Более позитивное лицевое
выражение соотносилось с женским типом коммуникативной экспрессии, более
негативный эмоциональный «портрет» лица отождествлялся с мужским вариантом
дискурса. Дальнейшие исследования группы ученых под руководством Д. Бургуна
представили мотивацию использования невербального средства «улыбка»: в рамках
женского типа коммуникации в целях
установления взаимодействия с собеседниками, в пределах мужского
варианта общения – для выражения положительных эмоций, состояний (счастье,
удовлетворение, удовольствие).
В соответствии с исследованиями М. Аргайла,
Х. Розенфельда функциональная сущность улыбки в женском коммуникативном
исполнении отражает счастье, приветствие, умиротворение, одобрение. При этом
последние два показателя являются наиболее частотными.
В целом более распространенное
изображение улыбки при лицевой экспрессии женщин (на основе сопоставления с
мужчинами) обусловлено их социальной слабостью и непреодолимым желанием
получить одобрение у доминирующего мужского пола, с одной стороны, и
подчеркнуть собственную невинность или удачно «замаскировать» социальную
несостоятельность, с другой стороны.
Представляют интерес исследования Дейтча
и его группы, которые свидетельствуют о результатах когнитивных процессов в
аспекте гендерной коммуникации. Так, неулыбающиеся женщины воспринимаются
значительно жестче, чем неулыбающиеся мужчины. Содержательные параметры
когнитивной стороны этого процесса состоят в том, что коммуниканты-женщины, не
эксплуатирующие улыбки, воспринимаются как менее счастливые, менее релаксированные,
чем коммуниканты-мужчины с идентичной лицевой экспрессией.
Другой характерной чертой женского типа
коммуникации является релятивно более интенсивная частота визуального
контакта. Отмечено, что коммуниканты женского пола поддерживают более интенсивный
визуальный контакт по сравнению с
речедеятелями мужского пола. При этом пол собеседника не оказывает влияние на
частотность демонстрации данного невербального сигнала. Необходимо указать,
на тот факт, что в рамках коммуникативного монополового («женщина -----
женщина») процесса происходит более интенсивная степень актуализации
визуального контакта при сопоставлении с коммуникацией типа «мужчина -----
мужчина». Позитивный эмоциональный заряд коммуникации способствует
интенсификации визуального контакта в первом типе коммуникации и понижению
уровня ее распространенности во втором коммуникативном типе. Тождественная тенденция наблюдается в
коммуникативном диполовом процессе («женщина ----- мужчина»).
Возможно, одной из причин высокой
степени релевантности визуального контакта в невербальном комплексе женщин
является их способность качественного декодирования паралингвистических
аспектов коммуникации. Другая причина интенсивного использования визуального
контакта связана с ролевыми гендерными позициями участников коммуникативного
процесса: собеседники женского пола ассоциируются в большей степени с
потребителями коммуникативного продукта – слушателями, в то время как
коммуниканты мужского пола – с производителями коммуникативного продукта – говорящими.
В свою очередь, результаты психологических наблюдений показывают, что слушающий
проявляет тенденцию к более продолжительному и интенсивному установлению
визуального контакта, чем говорящий. Соответственно это находит проявление в
гендерной специфике использования невербального параметра «визуальный
контакт» в коммуникативном процессе. Отсутствие или дезактивация этого
коммуникативного сигнала в невербальном женском комплексе воспринимается в
качестве индикатора невнимательности или отсутствия интереса.
Следующим типологическим признаком
женского типа коммуникации является менее выраженная «притязательность» на
проксемическую востребованность соотносительно с размерами собственного
тела.
Использование методов прямого наблюдения
и паралингвистического анализа позволило установить гендерную специфику в
рамках проксемического комплекса, подразумевающего личное и социальное
территориальное пространство коммуникации. В целом проксемический аспект
коммуникации охватывает организацию пространства вокруг речедеятеля. Так,
территориальное пространство между коммуникантом-мужчиной в сидячей позиции и
спинкой стула больше по сравнению с идентичным проксемическим аспектом в
процессе коммуникации собеседников-женщин.
Вне зависимости от позиции «сидеть» или
«стоять» коммуниканты женского пола располагают ноги таким образом, чтобы
занимаемое ими территориальное пространство было наименьшим. Тождественный
проксемический комплекс коммуникации, производимый речедеятелями-мужчинами,
свидетельствует относительно значительно большей территориальной оккупации.
Возможно, это один из путей демонстрации чувства властелина и собственника.
Анализ взаиморасположения коммуникантов
показывает, что смешанные гендерные пары собеседников эксплицируют наименьшее
территориальное пространство. Последнее увеличивается в процессе дискурса пар
коммуникантов женского пола и достигает максимального показателя при общении
речепроизводителей-мужчин. Наибольшая коммуникативная дистанция зафиксирована
в ходе общения собеседников-мужчин высокого социального статуса. Потенциальные
коммуниканты женского пола, находясь в движении, – приближаясь к женщине или
мужчине в целях установления коммуникативного контакта – позволяют уменьшить
дистанцию максимально. Идентичные ситуации, инициируемые мужчинами,
способствуют сохранению дистанции. Одно из гипотетических объяснений
подобной специфики коммуникативных актов связанно с социально-культурной ролью
женщины – зависимость, пассивность – именно эти характерные гендерные черты детерминируют приближение собеседников
на небольшое расстояние от коммуниканта-женщины.
Небезынтересным представляется факт,
который связывает определенную
проксемическую позицию коммуниканта мужского пола – во главе стола – с его
социальной ролью – руководитель. Однако тождественная территориальная
коммуникативная позиция собеседников – женщин не ассоциируется с их аналогичной
общественной ролью. Это один из результатов социально-коммуникативных
экспектаций гендерной паралингвистики.
Кинесический спектр, включающий
телодвижения и жесты с участием головы (не лица), рук, ног, невербальной
коммуникации отражает колорит гендерной специфики. Так, движения рук, являясь
важным компонентом самопрезентации коммуниканта, имеют варианты в технике
использования в зависимости от пола производителя. Речедеятели-женщины совершают
грациозные движения руки от локтя, в то время как движения рук
коммуникантов–мужчин носят более точный характер и производятся от плеча.
Следует подчеркнуть специфичность
гендерного аспекта восприятия невербальных знаков коммуникации. Например,
коммуниканты женского полового статуса более доверяют визуальному контакту.
Это, в свою очередь, может быть объяснено стремлением к улавливанию
максимального количества смысловых посланий от партнера по коммуникации с
целью осуществления сензитивно-человеческого и профессионально-делового
контактов.
Таким образом, невербальный
поведенческий комплекс коммуникации представительниц женского пола соотносится
с общественными стереотипами их восприятия. Их проксемическое поведение
сочетается с общественной экспектацией покорности и смиренности, а их
коммуникативные движения выполняют ролевые установки по осуществлению
экспрессивности.
Анализ гендерной невербальной
коммуникации мужского типа показывает, что в ее рамках в большей степени
реализуется тактильный контакт, инициируемый коммуникантами-мужчинами. Их
поведенческий комплекс ассоциируется с корреспондирующим им социальным статусом или общественной властью.
Однако на современном этапе исследований невозможно однозначно установить
степень релевантности первого и второго параметров.
Немаловажным аспектом интерпретации
гендерной специфики невербальной коммуникации является степень корректности
ее восприятия речедеятелями женского и мужского пола. Многочисленные
исследования (Д. Либерман, Т. Риго, Р. Кампайн, Д. Холл, Н. Роттер, Г. Роттер),
включая собственные, демонстрируют большую степень точности восприятия
анализируемых коммуникативных сигналов со стороны первых.
Ряд экспериментальных исследований (Х. Вагнер,
Р. Бак, Д. Винтерботом) позволяют констатировать, что вопрос интерпретации
эмоциональных состояний субъектов по цветным фотографиям решается более
корректно со стороны женщин вне зависимости от половой принадлежности первых.
Используемые-мужчины менее точно идентифицировали невербальный функционализм
эмоций, при этом более точно выражая его специфику при анализе мужского
комплекса чувств.
Некоторые наши исследования показывают,
что испытуемые женского пола значительно более точно демонстрируют сигналы
лицевой экспрессии по сравнению с участниками эксперимента мужского полового
статуса.
Одна из культивируемых теорий по
установлению вышеобозначенных фактов связана с подчиненным социальным статусом
женщин. Другая объясняет эту тенденцию стремлением коммуникантов женского
пола к сотрудничеству с окружающими. В действительности, достаточно сложно
дифференцировать импликатуру подчинения и сотрудничества, особенно в
профессионально-деловом контексте.
Политическая коммуникация определяется как
система коммуникативных контекстных речевых актов, направленных на достижение
целей предвыборной и послевыборной деятельности политиков различного уровня.
Следует выделить преференциальные
гендерные типологические черты успешных российских политиков. К подобным
мужским категориальным признакам относятся прямота, простота, честность,
решительность, твердость.
Набор характерологических черт политика
константно детерминирован, практически не подлежит временной вариации.
Следовательно, российский политик-лидер дифференцирован от электората –
«толпы» более высокой или низкой степенью развития определенных сущностных
социально категориальных качеств. К первому типу относятся позиции «сила»,
«агрессивность», «выносливость», «уверенность». Ко второму типу принадлежат
позиции «торопливость», «нервозность», «усталость», «растерянность». В случае
фактического отсутствия вышеобозначенных характерологических качеств
коммуниканта-политика практика общения должна эксплицировать их «скрытую»
имитацию, т.е. демонстрацию на невербальном уровне.
Необходимо указать на визуальные
невербальные характеристики политика преференциального уровня, находящие
проявление в его облике: высокий рост, массивность фигуры, крупные черты лица.
Другим, не менее релевантным невербальным
параметром, является легенда происхождения или появления в политическом
коммуникативном контексте конкретного лидера. Этот «рассказ» носит
мифологизированный характер, который отражает культурную специфику. Так, в
России основной социально-нравственный критерий – иерархия отцов: «царь –
батюшка». Данный тип характеризует не только имперскую, но социалистическую,
постсоциалистическую систему политического управления. Например, окружение
экс-президента России Б.Н. Ельцина интенсивно культивировало тему «царь
Борис».
В рамках сравнительно–сопоставительного
анализа преференциальных типологических черт успешных политиков-мужчин
целесообразно рассмотреть последних в политическом контексте американской
коммуникативной практики. Проведенный нами опрос респондентов в США
показывает основные параметры данного спектра: лидерство, компетентность,
сила, решительность.
В условиях американской политической
действительности значительную роль традиционно играет фактор иррациональности в
форме харизматизма. При этом последний определяется как исключительная
одаренность. В свою очередь, политик харизматического типа олицетворяется с
авторитетной личностью в глазах его сторонников и последователей, статус
которой основан на индивидуальных качествах.
Во время предвыборной президентской
кампании Р.М. Никсона муссировалась коммуникативно–психологическая
установка, нацеленная на электорат, в соответствии с которой избрание должно
стать актом веры, своеобразным ощущением доверия, достигаемого на основе
харизмы. Последняя присутствует не в словах, а в контекстах бессловесности.
Показательно следующее умозаключение, объясняющее, что слова важны не в силу
их информационной сущности, а по причине «чувств, передаваемых о человеке,
его представлениях, компетенции, человечности». (Заимствование данной
коммуникативно-политической технологии триумфально ознаменовало победу на
выборах президента России Б.Н. Ельцина). Это достаточно близко перекликается с
восточной мудростью, гласящей о том, что «истина находится не в словах
говорящего, а в ушах слушающего».
Важно констатировать, что наивысшие
достижения в этой области принадлежат другому экс-президенту США – Р.В.
Рейгану. Неудивительно, что за ним прочно закрепился невербальный имидж
«великого коммуникатора».
Успешных политиков в США также
характеризует серия константных признаков невербальной парадигмы, в числе
которых значительное место занимают квалификация, динамизм и безопасность.
Ось квалификации отражает набор
качественных параметров коммуникативной личности политика: профессионализм,
опыт, авторитетность, способность, ум. Динамическая шкала в коммуникативном
бихейвиоризме политика иллюстрирует проявление таких квалификативных признаков,
как энергичность, смелость, сила, агрессивность, искренность. Категория
безопасности объединяет личностные черты коммуниканта-политика, имеющие
отражение в понятиях общительность, доброта, привлекательность, честность.
Проводя компаративный анализ
преференциальных типологических черт американских и российских политиков-мужчин,
необходимо указать, что электорат первой категории коммуникантов
демонстрирует склонность к выбору индивидуально-профессиональных параметров,
электорат второй категории коммуникантов – индивидуально-характерологических
признаков.
В американских коммуникативно-политических
технологиях также существует культурно детерминированная легенда появления
на социальном небо-склоне. Данную систему можно определить как «передачу
прав и полномочий от предыдущего лидера», своеобразную традиционную
преемственность политических поколений. Так, общеизвестным является
предвыборный автобиографическо-документальный клип У.Дж. Клинтона, в котором
правящий президент Дж.Ф. Кеннеди торжественно пожимал руку подростку Биллу.
Хотя политики-женщины представляют собой
еще нереализованный коммуникативный потенциал, можно проанализировать
активность действующих из них лидеров в политических контекстах современного
этапа России и США.
С учетом консервативности массового
сознания и национального менталитета России политик–женщина должна дефинимизироваться
с тем, чтобы прекратить традиционно ассоциативный ряд, где ключевым понятием
является «хранительница семейного очага». Иллюстрированным примером подобного
невербального бихейвиоризма является коммуникативный комплекс И. Хакамады.
По мнению последней, данная стратегия способствует осуществлению попытки
преодоления противостояния среды, мира публичной политики.
Большинство исследователей считают, что
наиболее релевантные характеристики коммуникативно-политического бихейвиоризма
политика-женщины лежат в сфере невербального плана воздействия: грация во
взгляде, улыбке, походке; хороший тон в одежде; уверенность и решительность в
характере.
Одна из ярких фигур современной
американской политики – Х.Р. Клинтон, которая умело сочетает женские (внешние)
и мужские (характерологические) признаки в бихейвиористском комплексе
коммуникации. Наблюдая за контекстными ситуациями общения Х.Р. Клинтон,
необходимо указать точную (может быть, искреннюю) экспликацию приветливости,
радушия, уважения, открытости, готовности и желания к конструктивному диалогу
с партнером по коммуникации. В то же время в изменяющихся условиях (например,
в некоторых ситуациях в Белом Доме Х.Р. Клинтон может быть эмоционально несдержанной,
теряя контроль за гневом, взрывая страсти на окружающих).
Обобщая представленный анализ
коммуникативного поведения американских и русских политиков-женщин, следует
отметить преобладание общих типологических моделей их бихейвиористского
комплекса. Так, их стиль слушания дифференцируется как ориентированный на
взаимоотношения, т.е. осуществляется на метасодержательном уровне; в то время
как стиль слушания политиков–мужчин отличает нацеливание на содержание, т.е.
происходит на содержательном уровне. При этом политический коммуникант
женского пола транслирует более сложный, комплексный образ, комбинируя в своей
бихейвиористской стратегии и тактике серьезные мужские черты и обаятельные
женские признаки. Таким образом, политический лидер определенной культуры
обычно идентифицируется с соответствующим национальным характером.
Литература
1. Pearson J.C.
Interrelationships between gender and communication // Monograph, 1997. – Vol. 2, № 8. – P. 26-38.
2. Haviland J.M.
Sex–related pragmatics in infants’ nonverbal communication // Journal of Communication, 1987. – Vol. 27,
№ 2. – P. 80-84.
3. Burgoon J.K.,
Buller D.B., Woodall W.G. Nonverbal communication. The unspoken dialogue. – New
York: Harper Collins, 1999.
4. Argyle M.K. The
psychology of interpersonal behavior. – Harmondsworth: Penguin, 1967.
5. Rosenfeld H.M.
Instrumental affiliative functions of facial and gestural expressions //
Journal of Personality and Social Psychology, 1996. – Vol. 1, № 4. – P. 65-72.
6. Lieberman D.A.,
Rigo T.G., Campain R.F. Age–related differences in nonverbal decoding ability //
Communications Quarterly, 1998. – Vol. 36, № 4. - P. 290-297.
7. Hall J.A Gender
effects in decoding nonverbal cues // Psychological Bulletin, 1998. – Vol. 85,
№ 4. – P. 845-857.
8. Rotter N.G.,
Rotter G.S. Sex differences in the encoding and decoding of negative facial
emotions // Journal of Nonverbal Behavior, 1998. – Vol. 12, № 2 – P. 130-148.
9. Wagner H.L., Buck
R.K, Winterbotham J.S. Communication of specific emotions. Gender differences
in sending accuracy and communication measures // Journal of Nonverbal Behavior,
1993. – Vol. 17, № 1. – P. 29-53.