НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ КОММУНИКАЦИИ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ГЕНДЕРНОГО АНАЛИЗА

О.Г. Троицкая

Ивановский государственный химико-технологический университет

В конце 60-х – начале 70-х годов ХХ века в обиход нескольких гуманитарных наук была введена концепция гендера. Это интенсифицировало междисциплинарные гендерные исследования культурно-социальной сферы.

Однако приходится констатировать факт далеко неоднозначного подхода как отечественных, так и зарубежных исследователей к новому понятию. В некоторых статьях, а также монографиях, авторы рассматривают гендер как синоним понятия «пол» (см., например, работы Н. Грейдиной, А. Кирилиной, К. Ухова, Дж. Коутс и мн. др.). Словарь русского языка С.И. Ожегова дает следующую интерпретацию слова пол: «пол – каждый из двух разрядов живых существ (например, мужчин и женщин…)»(Ожегов, 1981). Как справедливо отмечает И. Кон: «…называть гендер – полом …, на мой взгляд, не следует. Это лишь увеличивает терминологическую путаницу» (Кон, 2000).

Например, одна из работ К. Ухова названа «Скандинавский опыт внедрения гендерного равенства, как вариант сближения мужской и женской культур». И авторский подход к проблеме, и само название статьи вызывает недоумение. И вот почему.

В проблемах становления и развития женского движения, феминистской теории вопросы об освобождении женщины в русле расширения ее гражданских, а также политических прав связаны с движением за равенство полов, за равноправие мужчин и женщин. Но никак не с «гендерным!» равенством. Такое словосочетание абсурдно само по себе. Ибо термин «gender» впервые появился в исследовательских трудах англоязычных социопсихологов для обозначения проявлений пола в поведении человека, выходящих далеко за рамки 2-х разрядов. «Инвентарь» таких проявлений весьма разнообразен: он включает не только лишь маскулинность или фемининность, характеризующую индивида (но об этом – чуть ниже). Гендер можно считать «половым характером» человека (это словосочетание находим у К.-Г. Юнга). А разве можно отыскать в мире хотя бы двух людей с одинаковым характером? О каком же «гендерном равенстве» можно вести речь? По-видимому, и в скандинавских странах проводится политика по реализации принципа равноправия мужчин и женщин в сферах общественной жизни, а отнюдь не политика «гендерного равенства»! Кстати, об этом же говорят и названия основополагающих документов – «Акт о равном общественном положении и равных правах для мужчин и женщин», «Акт о равной заработной плате для мужчин и женщин» и другие документы. И ни слова о том, как влияет гендерная характеристика (к примеру, фемининность мужчины или маскулинность женщины) на их уровень заработной платы. Это потому, что речь здесь – о равных правах для лиц противоположного пола – мужчин и женщин, независимо от их гендерных особенностей.

Во второй половине ХХ века, в период особо крупных социальных изменений, включая и подъем феминистского движения, гендерные исследования постепенно становятся все более интенсивными. Вероятно, развитие социолингвистики, массовые исследования речи представителей разнообразных профессиональных групп, различного пола, возраста и т.д. способствовали выявлению определенной гендерной специфики языка и речи, установлению гендерных особенностей коммуникации (как вербальных, так и невербальных). Причем, гендерные проявления в процессе общения были изучены, прежде всего, на материале английского языка, его американского варианта.

Как было установлено, в зависимости от половой, возрастной, расовой, а также гендерной принадлежности люди относятся к той или иной субкультуре (Троицкая, 2000). В соответствии с классификацией, предложенной социопсихологом С. Бэм, гендерная субкультура может проявляться индивидуумами четырех типов: маскулинный — индивид с характерным преобладанием мужских психологических особенностей над женскими; фемининный тип характеризует личность, отличающуюся преобладанием женских психологических проявлений над мужскими (Bem, 1974). Кроме этого, может быть индивид с одновременно ярко выраженными и мужскими, и женскими психологическими характеристиками (андрогинный тип) и, наконец, человека может отличать низкий уровень проявления и мужских, и женских характеристик (недифференцированный тип). Подобно тому, как любой ролевой ситуации свойственна соответствующая терминология, каждая субкультура создает свой вариант языка с целью реализации определенных функций, а также для символики своего существования (Троицкая, 2000).

Как правило, фемининные индивиды бывают лучше ориентированы в названиях цветовой гаммы, в случае использования их в своей работе, а маскулинные личности по этой же причине пользуются терминами, связанными с различным техническим инструментарием. С целью демонстрации своей принадлежности к фемининной субкультуре люди довольно часто перенасыщают речь прилагательными. Маскулинные индивиды, обозначая свою субкультуру, бывают склонны к использованию грубой, ненормативной лексики (Троицкая, 2000). В связи с этим необходимо заметить, что, ввиду осложнения гендерно-коммуникативных взаимоотношений проблемой смешения людьми восприятия поведения с самим поведением, большинство членов общества считают мужчин более склонными к употреблению ненормативной лексики, а также к враждебной, недружелюбной настроенности, к богохульству, чем женщин. Однако, как показало исследование американского психолингвиста К. Стэли, в использовании ненормативной лексики мужчины и женщины могут демонстрировать гораздо больше сходства, чем различия, то есть, это вопрос гендерной идентификации, а не половой принадлежности (Staley, 1978).

Некоторые российские лингвисты вполне обоснованно отмечают необходимость принимать во внимание при изучении гендерных особенностей речевого поведения также характерологические свойства языка, используемого в рассматриваемом коммуникативном процессе (Кирилина, 1999). Особенности языка, его выразительные средства, несомненно, весьма важны. В английском языке было установлено довольно частое употребление в речи фемининных женщин уменьшительно-ласкательных номинаций (Homberger, 1993). Ряд ученых полагает, что для речи фемининных женщин характерно также частое использование неагентивных конструкций (страдательного залога и т.п.). Однако, как известно, в русском языке неагентивные формы довольно продуктивны и их используют индивиды всех гендерных субкультур (Кирилина, 1999). Это также относится и к уменьшительным формам, к примеру, в названиях пищевых продуктов и в некоторых коммуникативных ситуациях – в формулах угощений, при покупке продуктов, в медицинском общении врача с пациентом (Земская, Китайгородская, Розанова, 1993).

По мнению А. Кирилиной, характерологические особенности языка могут рассматриваться также в аспекте гендерной метафоры: «мужественные» и «женственные» языки. Однако это вызывает возражение. Здесь опять-таки вопрос категориальной нерасчлененности. «Маскулинность» и «мужественность» далеко не равнозначные термины. «Маскулинность» – категория исключительно гендерная, «мужественность» – понятие нравственности. Не каждый, даже очень маскулинный мужчина, может прявлять мужественность. И в то же время, фемининная женщина может обладать мужественной душой, о чем свидетельствуют психологи. Именно поэтому невозможно согласиться с высказыванием О. Рябова о том, что гендер осмысляется в терминах «мужественность» (олицетворяющем, якобы, мужское начало), и «женственность» (женское начало) (Рябов, 1997). У И. Кона также находим: «Маскулинность» – не столько «мужественность», сколько «мужчинность», «мужеподобие». При всей многозначности научных терминов, они точнее, чем обыденное словоупотребление» (Кон, 2000). Особенности русского языка соотносимы с метафорой фемининности. То есть ему свойственны (в противоположность маскулинности): эмоциональность (а не рациональность), отсутствие активности, страдательность (а не действенность) и т.д. А. Вежбицкая в исследовании, посвященном анализу характерологических особенностей русского языка, отмечает следующие его черты:

1) «эмоциональность» – ярко выраженный акцент на чувствах и на их свободном изъявлении, высокий эмоциональный накал русской речи, богатство языковых средств для выражения эмоций и эмоциональных оттенков;

2) «иррациональность» (или «нерациональность») – в противоположность так называемому научному мнению…подчеркивание ограниченности логического мышления, человеческого знания и понимания, непостижимости и непредсказуемости жизни;

3) «неагентивность» – ощущение того, что людям неподвластна их собственная жизнь, что их способность контролировать жизненные события ограничена; склонность русского человека к фатализму, смирению и покорности; недостаточная выделенность индивида как автономного агента, как лица стремящегося к своей цели и пытающегося достичь ее; как контролера событий;

4) любовь к морали – абсолютизация моральных измерений человеческой жизни, акцент на борьбе добра и зла (и в других, и в себе), любовь к крайним и категоричным моральным суждениям» (Вежбицкая, 1996 : 33-34).

В процессе многочисленных исследований были получены данные относительно и невербальных дифференциаций гендерных субкультур. Это позволило сделать следующие выводы.

Фемининным людям свойственна, в целом, более яркая эмоциональность, заботливость, общительность. Американские социопсихологи И. Бонагуро и Дж. Пирсон (Bonaguro, Pearson, 1986) установили, что фемининные индивиды гораздо оживленнее, чем маскулинные или недифференцированные личности, для них также более характерна непринужденность по сравнению с андрогинными и маскулинными индивидами. Установлено, что фемининные женщины (по их собственному признанию) гораздо менее откровенны, весьма неохотно делятся личной информацией по сравнению с андрогинными женщинами; маскулинные мужчины менее откровенны, чем андрогинные мужчины. Хотя во многих исследованиях принято считать женщин более склонными к улыбке, чем мужчин, психологи пришли к выводу о том, что это невербальное проявление поведения также связано с гендерной идентификацией. Именно высокой степенью фемининности личности, проявлением дружелюбия, а также вежливости и теплоты души объясняется склонность улыбаться. Маскулинные индивиды, наоборот, более деятельны и властны, склонны к спорам, их отличает более высокая уверенность в себе, независимость, решительность и, кроме того, целеустремленность. В то же время, как показали результаты недавних исследований некоторых ученых, несмотря на то, что обычно маскулинность ассоциируется с высокой самодостаточностью, сдержанностью личности, эту субкультуру характеризует также ряд менее привлекательных качеств, в том числе и агрессивность (Payne, 1987).

На современном этапе развития цивилизации ролевые функции женщин и мужчин в обществе испытывают весьма серьезные изменения. Однако люди не учитывают их во взаимоотношениях друг с другом, что и ведет к возникновению проблем, обостряющих гендерно-коммуникативную взаимосвязь. Одна из этих проблем была указана выше. Другая, о которой также уже было замечено, состоит в непонимании многими людьми несопоставимости концепта «гендера» и «пола», что ведет к неадекватности в оценке речевого поведения мужчин и женщин. Несмотря на то, что понятия «гендер» и «пол» тесно связаны (действительно, мужчины более тенденциозны считаться маскулинными, чем женщины, а женщины – фемининными, чем мужчины), эти два концепта никогда не были идентичны, а в наши дни они стали совершенно несопоставимы. К тому же, очень многие люди андрогинны (их отличает соединение мужского и женского начала) или недифференцированы (не характеризуются ни мужскими, ни женскими психологическими особенностями). Третья проблема, находясь во взаимосвязи с двумя вышеуказанными, состоит в андроцентричности социума всех цивилизованных государств. А это, в свою очередь, является причиной доминирования маскулинного образца дискурса в общественных сферах. Изоморфизм маскулинных речевых образцов и общественных норм дискурса есть результат разделения сферы общественно-производственного труда и ведения домашнего хозяйства. Это разделение произошло задолго до наступления эпохи цивилизации.

Однако к настоящему времени число работающих по найму женщин значительно возросло, а также произошли изменения в нормах поведения и ценностях социума. Все это не могло не отразиться на глубоких изменениях и в самосознании членов общества, в том числе и в нарушении гендерной гармоничности. Нарушение это выражается в противоречии между биологическим полом человека и психологическими проявлениями его половой принадлежности. Как показал анализ результатов некоторых зарубежных исследований, в современном обществе женщины, достигшие высокого положения на профессиональном уровне, как правило, более маскулинны, чем их коллеги – мужчины. Причем, как правило, в случае идентичности речевого поведения маскулинной женщины и маскулинного мужчины, поведение женщины оценивается отрицательно.

Одним из результатов развития так называемой феминистской лингвистики является подробное изучение зафиксированного в словесной культуре разных наций неравноправия полов, а также создание гендерно нейтральной языковой нормы, кодифицированной в специальных словарях (Dictionaries of Gender-Free Usage) с целью преодоления «языкового сексизма». Лингвисты, работающие в этом направлении, ожидают от такого преодоления, как минимум, повышения уровня взаимопонимания в процессах коммуникации. Кроме того, было установлено, что в условиях языкового сексизма, который корректнее было бы называть маскулинным дискурсом, маскулинный гендерный тип является чуть ли не нормой, престижным проявлением полового характера. В то же время, как известно, ни изменения в словоупотреблении, ни языковое нормирование не подчиняются непреложным законам. Проблема андроцентричности общества не может быть решена лишь на языковом уровне. Необходимы серьезные социально-экономические изменения, детерминирующие человеческое сознание и его практическую форму – язык.

Одна из актуальных задач социолингвистики сегодня – проверка на материале различных языков существующих гипотез, установление типологических характеристик гендерных проявлений в общении, рассмотрение накопленных наблюдений с учетом аспектов межкультурной коммуникации.

Литература

1. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1996.

2. Земская Е.А., Китайгородская М.А., Розанова Н.Н. Особенности мужской и женской речи // Русский язык в его функционировании. М., 1993.

3. Кирилина А.В. Гендер: лингвистические аспекты. М., 1999.

4. Кон И. Проблемы и перспективы развития гендерных исследований в бывшем СССР // Гендерные исследования, 2000. – № 5. – С. 27-33.

5. Ожегов С. Словарь русского языка. М., 1981.

6. Рябов О. Женщина и женственность в философии серебряного века. – Иваново, ИвГУ, 1997. – С. 6.

7. Троицкая О.Г. Гендерные особенности коммуникации // Проблемы межкультурной коммуникации. Иваново, ИГХТУ, 2000. – С. 374-380.

8. Bem S. The Measurement of Psychological Androgyny // J. of Consulting and Clinical Psychology, 1974. – Vol. 42. – P. 155-162.

9. Bonaguro E., Pearson J. The Relationship Between Communicator Style, Argumentativeness and Gender // Paper presented to the Speech Communication Association. Chicago, 1986.

10. Homberger D. Männersprache-Frauensprache: Ein problem der Sprachkultur? // Muttersprache, 1993. – S. 89-112.

11. Payne F.D. «Masculinity», «Femininity» and the Complex Construct of Adjustment // Sex Roles, 1987. – Vol. 17. – P. 359-374.

12. Staley C. Male-Female Use of Expletives: A Heck of a Difference in Expectations // Anthropological Literature, 1978. – Vol. 20. – P.367-380.