Ю.Л. Малкова

Школа как элемент советской политической системы 1920-х годов (на материалах городских школ Верхнего Поволжья)

В настоящей статье рассматриваются процесс становления и функционирования новой советской школы, проблемы финансирования, структура школы, принципы подбора педагогических кадров, а также роль и функции школы, отведенные ей лидерами государства как элементу советской политической системы 1920-х годов.

Школа – важнейший социальный институт, одновременно являющийся фактором развития духовной культуры и одним из элементов политической системы. Осознав основополагающую роль школы, большевики уделяли ей значительное внимание, проявившееся в стремлении в кратчайшие сроки построить советскую школьную сеть и создать «могучую армию» новых советских учителей.

Для определения функции школы как составного элемента советской политической системы необходимо обозначить роль, отводимую школе руководителями государства, и поставленные перед ней цели.

Школа рассматривалась как центральное звено в общей цепи задач культурной революции. Именно она, по мнению лидеров государства, создавала почву, на которой развивалась современная поколению 1920-х годов материальная и духовная культура. Цель школы состояла в том, чтобы создать новое поколение людей, от деятельности которых зависела «степень быстроты превращения России в социалистическое государство». Школа должна была стать не только проводником принципов коммунизма вообще, но и «проводником идейного, организационного, воспитательного влияния пролетариата на полупролетарские и непролетарские слои трудящихся масс в целях воспитания поколения, способного окончательно установить коммунизм» [1, с.111; 3 с.373–413]. Таким образом, школа должна была осуществлять функцию образовательного и воспитательного учреждения, призванного подготовить молодое поколение строителей нового общества. Поэтому большевики приступили к активной политике по организации школьной сети.

Декрет СНК от 5 июня 1918 года устанавливал, что все учебные заведения передаются в ведомство Народного комиссариата по просвещению. Общее руководство делом народного образования в РСФСР, согласно Положению СНК РСФСР от 18 июня 1918 года, принадлежало Государственной комиссии по просвещению, председателем которой считался народный комиссар по просвещению. Руководство делом народного образования на местах должны были осуществлять отделы народного образования, соответственно образуемые при исполкомах областных, губернских, уездных и волостных советов. Все отделы народного образования должны были следовать указаниям: волостные – уездных, уездные – губернских, губернские – областных отделов народного образования [4, с.13]. Однако на первых порах отделы народного образования большей частью решали хозяйственные вопросы: подыскивали помещения под школы, решали вопросы снабжения топливом, учебными и наглядными пособиями. Для методического руководства педагогами не хватало знаний и опыта [8, 9].

На протяжении всего рассматриваемого периода остро стояла проблема финансирования сферы народного образования в целом и школьного, в частности. Реформирование всей системы народного образования требовало значительных ассигнований. До революции школьная сеть финансировалась из государственных, местных и частных источников. Два последних вида после революции закрывались. А у советской власти на первых порах не было вообще никакого бюджета. Поэтому она просто предоставила школу самой себе, в результате чего и получилось ее быстрое «разрушение». В годы гражданской войны и ближайшие следующие за ними школа оказалась в очень тяжелом финансовом положении. С 1921 года было приказано перевести содержание школ на «местные фонды». Но таковых в тот период еще не было. Переход на «местные средства», по мнению А. В. Луначарского, был ужасающей катастрофой. В результате школьная сеть как в стране в целом, так и в рассматриваемом регионе подверглась значительному сокращению. 1921–22 гг. стали наиболее тяжелыми для советской школы: ассигнования из центра поступали в регионы в недостаточных размерах, доля местных финансовых средств была крайне мала [3, с.373–413]. Владимирский, Иваново-Вознесенский, Костромской и Ярославский Губисполкомы в своих отчетах сообщали о тяжелом положении школы, местные газеты также писали о кризисе в школьном деле. Переход на финансирование местных бюджетов был осуществлен в 1923 году, и это мероприятие оказалось болезненным для регионов, особенно экономически слабых [8, 9].

Глава Наркомпроса А.В. Луначарский утверждал, что с 1921 года число школ постоянно уменьшается, причем в некоторых губерниях уменьшение составляет до 60 %. По показаниям А. В. Луначарского, по сравнению с 1915 годом начальная школа в РСФСР «погибла» на 41–47%. В СССР же действительная убыль школ, по данным П. Н. Милюкова, составила 15–25 % [3, с.373–413]. В таком состоянии школьная сеть подошла к периоду НЭПа, ставшему, как и в других областях жизни советского государства, переломным моментом. Изменилось к этому времени отношение населения к советской школе. По мнению П. Н. Милюкова, эта перемена объясняется не столько изменением отношения к большевикам, сколько вообще потребностью населения в образовании. Это стало особенно заметно в 1924–25 г., когда население начинает «осаждать» школу [3, с.373–413].

Начиная с 1923–24 гг. растут и ассигнования на народное образование, и количество школ. При окончательном устройстве школы сохранять прежнюю систему финансирования, когда вся тяжесть расходов приходилась на местные бюджеты, было невозможно. И государство вынуждено было взять на себя и долю местных расходов по таким статьям, как увеличение платы учителям, ликвидация неграмотности, школьное строительство. Тем более что у государства теперь появилась реальная возможность несколько улучшить финансирование системы народного образования, так как введение НЭПа укрепило государственный бюджет.

Абсолютная цифра расходов на народное образование в 1928–29 гг. превысила ассигнования 1914 г. почти в 2,5 раза. Но и эти цифры в официальных отчетах были признаны далеко не достаточными. При этом главный процент расхода приходился на оплату труда учителей (не менее 50%). Зарплата же учителя в стране в 1928–29 г. (58 руб.) в отчетах также была признана «явно недостаточной», отмечалось, что материальное положение преподавателей улучшалось крайне медленно [3, с.373–413]. После восстановительного периода средства необходимо было направлять на процесс индустриализации страны. Поэтому недостаток средств на финансирование системы народного образования можно считать систематическим.

Рассмотрим далее, какие типы школ функционировали в Советской России в рассматриваемый период. Согласно Положению «О Единой трудовой школе» 1918 года [4, с.133–136], всем школам РСФСР, состоявшим в ведении Наркомпроса, присваивалось наименование «единая трудовая школа». Она подразделялась на две ступени: 1 ступень для детей 8–13 лет предполагала 5-летний курс обучения, 2 ступень для учеников 13–17 лет – 4-летний. При этом провозглашались принципы бесплатности, обязательности, всеобщности школьного образования, совместного обучения.

Однако в процессе реализации данных принципов большевикам пришлось столкнуться с рядом проблем: бедность материально-технической базы, отсутствие корпуса учителей, готовых на сотрудничество с советской властью, отсутствие новых учебных программ. Население не испытывало доверия к новой школе. Поэтому реализовать на практике все идеи не представлялось возможным. Попытки создания новых школ предпринимались, но это были единичные случаи, исключительно в столицах. Поэтому Положение 1918 года было заменено «Уставом Единой трудовой школы» в 1923 году, в котором большевики отказывались от ряда первоначальных замыслов. В нем уже не говорилось о всеобщности, бесплатности (за исключением пролетариата) обучения, была устранена свобода преподавания, а единоличное управление школой поставлено над школьным советом и автономией учащихся.

Остановимся подробнее на структуре школы по Уставу 1923 года. Большевики отказались от деления школы на 5-классную низшую и 4-классную высшую. Для массовой школы, которую приходилось создавать из училищ, не дотянувших даже до 4-классного низшего типа, пятиклассная начальная школа была слишком высока. Пришлось вернуться к той организации, которая уже проводилась законодательством Государственной Думы. В основу было положено четырехклассное народное училище, к которому подтягивались, но так и не подтянулись, предшествующие типы начальной школы – земский, городской, приходской, железнодорожный. Во многих из них было только три, а то и два класса. За такой четырехлеткой должна была следовать «семилетка», в которой к первым четырем годам прибавлялось еще три. Эта вторая ступень соответствовала прежнему четырехклассному начальному училищу, сокращенному на один класс. Третьим, высшим, типом становилась «девятилетка», где прибавлялось еще два класса: этот тип соответствовал прежним восьмиклассным реальным училищам и гимназиям, но без восьмого класса и с двумя приготовительными [4, с.147–149].

Тезис о единстве школы также не был реализован. Низшие ступени школы были отсечены одна от другой. Возможность перехода из низшего типа в высший становилась фиктивной. Каждый тип школы становился законченным и замкнутым сам в себе. Переход из четырехлеток в семилетки был возможен только в исключительных случаях (3–4%) по причине их переполненности. При этом программа и уровень подготовки в четырехлетке были ниже, чем в младших классах семилетки. Сама семилетка оказалась также обособленной в отдельный тип школы: в ней была установлена программа, отличная от программы седьмого класса девятилетки. Таким образом, свобода выбора образования была ограничена. Девятилетка была отсечена от вуза. Большинство её выпускников (около 80%) не могли попасть в вузы, так как прием в высшие учебные заведения был ограничен, к тому же добавлялась конкуренция рабфаковцев.

Каждому отделившемуся школьному звену, таким образом, была отведена роль подготовительной школы к окончательному выбору профессии. Ограничив доступ из низшего типа в высший, большевики открыли выход в соответствующие профессиональные учебные заведения. Из четырехлетки можно было идти в низшие профессиональные школы, в школы фабрично-заводского ученичества и школы крестьянской молодежи. В них было место для 10% выпускников четырехлетки. Семилетка давала право поступления в техникум с трехгодичным курсом. Девятилетка помимо подготовки к университету давала и профессиональную выучку. П. Н. Милюков в своей работе приводит цитату «украинского официального органа», обосновывающую подобную структуру учреждений народного образования: «нам нужны в государственном строительстве массы квалифицированных сознательных рабочих… Это – низшее образование. Нам нужны техники-специалисты высшей квалификации… Это высшее (среднее) образование. Нам нужны организаторы высшей квалификации… Это специальное научное образование» [3, с.373–413]. Таким образом, помимо реальной социально-экономической обстановки структуру и типы советской школы определяли и политические мотивы: государству нужны были «массы» квалифицированной рабочей силы, а доступ в высшие учебные заведения был открыт для политически надежных, поддерживающих советскую власть представителей пролетариата. При этом общий уровень подготовки поступающих был принесен в жертву пролетарскому происхождению.

Уже в 1925 году Декрет ВЦИК и СНК РСФСР установил, что «нормальным типом трудовой школы 1 ступени является четырехкомплектная школа с 4 последовательными группами», а «трудовая школа 2 ступени состоит из 5 групп». Таким образом, объясняется существование в 1920-е годы в Советской России не только школ различных типов (дифференцированные школы 1 и 2 ступени, объединенные семилетки и девятилетки), но и школ 1 ступени с 4 и 5-летним курсом обучения. При этом статистические источники, предоставляющие данные для анализа динамики количества школ, четко разграничивают выше обозначенные типы школ [7].

Обратимся к анализу динамики численности школ в стране и в рассматриваемом регионе Верхнего Поволжья. 1920–21 год характеризуется решительным ростом сети городских школ 1 ступени рассматриваемого региона по сравнению с 1918–20 гг. на 12,8 %. В 1921–22 гг. наблюдается резкое сокращение количества школ 1 ступени. Положение школы в эти годы в регионе было очень тяжелым. В целом, по региону сокращение составило 24,9 %. В последующие годы численность школьной сети продолжала постепенно падать вследствие наметившегося в переходный 1922–23 год общего кризиса на фронте народного просвещения. Местные власти в отчетах указывали на то, что «немыслимо говорить о создании массовой трудовой школы, так как нет объективных условий». 1923 год был последним, когда уменьшалось количество начальных школ. Безусловно, приоритет в финансировании был отдан сфере промышленности, которая имела первоочередное значение для процесса экономического развития страны. В следующем 1924–25 году наблюдалась тенденция к стабилизации количества школ. К 1925–26 году их число в целом по рассматриваемому региону достигло 35, что на 16% меньше начального показателя 1922–23 года. В ряде случаев уменьшение количества школ проводилось за счет увеличения их емкости (под школы приспосабливались новые здания).

Далее обратимся к анализу численности школ 2 ступени. Сеть школ 2 ступени также подверглась сокращению. При этом данный процесс проходил аналогично изменениям в сети школ 1 ступени, за исключением того, что в начале рассматриваемого периода всплеска численности школ 2 ступени не было, поскольку в начале 1920-х годов был сделан акцент на развитии начального образования. Сокращение количества школ 2 ступени продолжалось до последнего года рассматриваемого периода. Однако данный процесс проходил в городских школах изучаемых губерний крайне неравномерно, что было связано с различными экономическими условиями для развития народного образования. В итоге по сравнению с 1918–20 гг. к 1925–26 году количество школ 2 ступени в целом по региону уменьшилось в 1918–20 – 1925–26 гг. в 2,5 раза. Как и в случае со школами 1 ступени, сокращение численности средних школ компенсировал рост количества вновь создававшихся школ – девятилеток: их количество к 1925–26 году в регионе достигло 17, что в 3,4 раза больше, чем в 1923–24 году [5]. Это результат целенаправленной политики с середины 1920-х годов, так как для процесса индустриализации необходимы были кадры, которых для поступления в вузы готовила именно девятилетка. Однако не стоит рассматривать сокращение общей численности школ в городах Верхнего Поволжья как неуклонный распад системы школьного образования. Причины закрытия школ были различны: реорганизация пятилетних школ 1-й ступени в семилетки и школ 2-й ступени – в девятилетки, слияние и укрупнение школ за счет приспособления новых зданий и просто закрытие бесперспективных школ для усиления финансирования других школьных учреждений.

Таким образом, возврата к уровню 1918–20 гг. не произошло, о чем свидетельствует тот факт, что к 1925–26 году в изучаемом регионе возросло среднее количество учащихся на 1 школу любого типа. Так, среднее количество учеников на 1 школу 1 ступени в целом по региону увеличилось на 86,3 %, на 1 школу 2 ступени – на 72,8 %, на 1 школу-семилетку – на 52,5%, на 1 школу-девятилетку – в 19,5 раз. Таким образом, укомплектованность школ существенно возросла, что свидетельствует об увеличении охвата детей школой [7].

В рассматриваемый период в городах Верхнего Поволжья происходило увеличение удельного веса городских школ повышенного типа (школы 2 ступени, семилетки и девятилетки) на фоне уменьшения аналогичного показателя для школ 1 ступени. Данный процесс вполне закономерен, поскольку в сельской местности школы повышенного типа оказались невостребованными, и поэтому наибольшее распространение на селе получила школа 1 ступени, в то время как в городах, наоборот, ощущалась необходимость в развитии именно таких школ. Кроме того, в городах легче было осуществлять контроль над деятельностью школ и учителей. Да и учительство не решилось бы игнорировать распоряжения городских властей.

В целом в регионе Верхнего Поволжья нашли отражение тенденции, характерные для развития городской школьной сети в масштабах РСФСР, а именно: приоритетное развитие в городах школ повышенного типа, сокращение численности дифференцированных школ 1 и 2 ступени и постепенное вытеснение их объединенными семи- и девятилетками, увеличение охвата детей школой. Кроме того, отметим, что в рассматриваемый период единая система школьного образования еще не сложилась: имела место многотипность школ.

Далее обратимся к рассмотрению системы подбора педагогических кадров школ. Согласно Положению «О Единой трудовой школе» 1918 года [4, с.133–136], все школьные работники, то есть преподаватели, школьные врачи и инструкторы физического труда, должны были избираться в соответствии с Постановлением «О выборности всех педагогических и административно-педагогических должностей» от 27 февраля 1918 года и инструкциями Наркомпроса. При Наркомпросе и отделах народного образования учреждались должности инструкторов, в обязанности которых входило периодическое посещение школ для поддержания их «живой связи» с отделами народного образования и для оказания помощи преподавателям в их работе [4, с.133–136].

Однако общественно-политическая позиция учительства вызывала серьезные опасения властей. Особенно это касалось школ 2 ступени, где было много учителей с дореволюционным стажем, и где основной процент учащихся составляли представители «буржуазных» классов. Поэтому Устав Единой трудовой школы 1923 года изменил систему подбора педагогических кадров. Теперь школьные работники назначались и увольнялись отделами народного образования. Кандидатуры на должность школьного работника, заместителя заведующего могли выдвигать заведующий школой, партийные и профсоюзные организации. Преимущество при прочих равных условиях отдавалось лицам с общественным стажем. Заведующий школой назначался отделом народного образования из лиц с педагогическим стажем. Кандидатуры могли выдвигаться школьным советом, партийными и профсоюзными организациями. Родители учеников также могли принимать участие в формировании педагогических коллективов школ [4, с.133–136]. В трудные 1921–22 гг. было введено самообложение сельского населения и производилось отчисление части заработка городских жителей на нужды школы, и наиболее состоятельные родители требовали отказа от преподавания общественно-политических дисциплин, закона божьего, и учителя оказывались ненужными [8, 9].

Устав 1923 года изменил и систему школьного самоуправления. О том, что решение всех важных школьных вопросов должно быть коллегиальным, говорилось еще в «Постановлении Правительственного комиссариата по просвещению» от 30 ноября 1917 года. Причем высшим коллегиальным учреждением школы являлся педагогический совет, в который наряду с педагогическим персоналом входили представитель родительского комитета, представитель учащихся старших классов и три представителя местного Совета рабочих, солдатских и красноармейских депутатов с правом решающего голоса каждый.

Положение «О Единой трудовой школе» 1918 г. называло в качестве ответственного органа школьного самоуправления школьный совет, состоящий из всех школьных работников, представителей трудового населения данного района в количестве ¼ числа школьных работников, представителей учащихся старших групп с 12 лет, одного представителя от отдела народного образования. В компетенцию школьного совета входили следующие вопросы: распределение учащихся по группам, выпуск из школы, утверждение планов и программ, сметы и отчеты, хозяйственные и ремонтные работы.

Устав 1923 года ограничивал школьную автономию. Согласно ему, ответственное руководство педагогической, хозяйственной и административной частью осуществлял заведующий школой, одновременно являющийся председателем школьного совета. Заведующий школой мог приостановить решение школьного совета. Участвовал заведующий и в подборе педагогических кадров. Кандидатуры на должность заведующего утверждали местные отделы народного образования. Таким образом, уже к 1923 году школы были поставлены под строгий контроль как местных, так и центральных властей.

Итак, советская школа 1920-х годов была одним из основных элементов советской политической системы, и её основная задача заключалась в обучении и воспитании нового поколения – поколения строителей коммунизма. Именно поэтому власти очень ответственно и тщательно осуществляли подбор педагогических коллективов школ, именно поэтому поставили школу под свой контроль.

В условиях отсутствия четкой программы реформирования системы школьного образования большевики действовали методом проб и ошибок, поэтому им пришлось пожертвовать рядом замыслов, так как экономическая разруха не позволила их осуществить. Тем не менее, именно в 1920-е годы были созданы предпосылки для дальнейшего реформирования школьной сети и заложены основы школы последующих лет.

Список использованной литературы

1. Луначарский А.В. Ленин и народное образование. М., 1972.

2. Красный мир (с 1924 г. – Северная правда). Орган Костромского Губернского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов и Губернского комитета РКП (б). 1921–30.

3. Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры в 3-х томах. т. 2. М.: Прогресс, 1994.

4. Народное образование в СССР. Общеобразовательная школа. Сб. документов. 1917–73. М: Педагогика, 1974.

5. Народное образование в СССР по данным текущих обследований на 1 января 1922, 1923 и 1924 гг. и краткий свод статистических данных за пятилетие 1921–25 гг. т. 28. М.: Изд-во ЦСУ, 1926.

6. Народное образование в СССР в 1926–27 учебном году. М.: Изд-во ЦСУ, 1928.

7. Народное образование по основному обследованию 1920 года (1920–21 учебный год). Вып. 1. т. 12; Вып. 2. т. 3. М.: Изд-во ЦСУ, 1921.

8. Отчет о работе Владимирского Губисполкома. 1922–28.

9. Отчет о работе Иваново-Вознесенского Губисполкома. 1922–28.

10. Украинцев В.В. Культурная революция – составная часть Ленинского плана Социалистического строительства. М, 1970.