ЯЗЫКОВОЕ ВРЕМЯ КАК ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКАЯ УНИВЕРСАЛИЯ:
МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЙ ПОДХОД
К ИЗУЧЕНИЮ
Статья посвящена одной из актуальных проблем современной лингвистики – междисциплинарному подходу к изучению языковых явлений. В ней рассматривается важнейшая категория человеческого бытия, сознании, языка и культуры, базовая составляющая русской языковой картины мира – категория времени. В качестве ведущего предлагается лингвокультурологический аспект анализа данной универсалии, в языковом выражении которой нашли отражение представления русского этноса о времени.
Время как условие бытия имеет всеобщий характер, оно является одной из главных бытийных (онтологических) и языковых категорий, которые обычно образуют концептуальную основу мира и без которых не мыслится ни одна языковая система. Поэтому время на протяжении истории человечества было объектом изучения самых разных наук: от естественных и точных (физика, математика, биология, геология) до гуманитарных, прежде всего философии. Но по сей день, сохраняют актуальность сказанные еще в ХV веке слова Аврелия Августина: «У нас постоянно на языке слова: время и время, времена и времена... Так мы говорим другим и то же слышим от других и понимаем друг друга. Кажется, ничего нет яснее и обыкновеннее; а между тем, в сущности, нет ничего непонятнее и сокровеннее и более вызывающего на размышления» [9, c. 326‑327].
Одной из важных тенденций, определившей всплеск интереса к теме времени и новые подходы к ее изучению в отечественном языкознании последних десятилетий, стала общая антропологическая направленность лингвистических исследований. Как писали ученые, произошла смена базисной научной парадигмы: от «имманентной» лингвистики, направленной на изучение системы языка, к антропологической, в которой язык рассматривается как конститутивное свойство человека [15]. Соответственно, все чаще предметом анализа лингвистов становится время не как грамматическая категория, а как время жизни человека, нации, этноса, нашедшее отражение и выражение в языке.
Идея антропоцентричности языка сама по себе не нова: еще В. Гумбольдт считал язык единой духовной энергией народа и сформулировал мысль о существовании особого, языкового мировидения как научно-философской проблеме: «Разные языки – это не различные обозначения одной и той же вещи, а различные видения ее» [6, c.312]. В ХХ веке исследование языковой картины мира (ЯКМ) велось в рамках теории лингвистической относительности (Л. Вайсгербер, Э. Сепир, Б. Уорф и др.): язык творит картину мира и «навязывает» его носителям культурно-национальное миропонимание. В том же русле рассуждают и современные ученые, например, Ю.Д. Апресян считает, что каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации («концептуализации») мира, потому в языке находит отражение «наивная» модель мира [1]. Таким образом, картина мира является базисным понятием антропологической лингвистики, а философско-культурологическое направление становится ведущим в языкознании.
В современной когнитивной лингвистике при построении концептуальных моделей в качестве универсалий выступают концепты (или даже «константы» – Ю. С. Степанов), заключающие в себе единство научного, исторического, социального, психологического, культурологического осмысления мира и человека в нем. Не ставя перед собой задачи анализировать многочисленные определения «концепта», оговорим лишь его важность, опираясь на мнение А. Вежбицкой, которая считает, что только языковые универсалии – компоненты картины мира, ядро языка – могут дать основу для сопоставления концептуальных систем, закрепленных в языках, и для обозначения значений, закодированных в языках [4,c.46]. Такого рода универсальной (как концептуальной, так и языковой) категорией человеческого сознания и культуры, причем одной из логически исходных, является время.
Следует сказать, что, прежде всего проблема времени была поставлена в естественных науках и основные достижения в её изучении связаны с развитием физики (И. Ньютон, А. Эйнштейн), поэтому и позднее известные ученые-философы Г. Рейхенбах, А. Грюнбаум, Дж. Уитроу опирались в своих исследованиях на данные физической науки. Действительно, в ней были описаны основные топологические, инвариантные свойства этой категории: однонаправленность, необратимость, непрерывность и другие, которые используются в применении ко времени во всех других науках. Философы, историки, в свою очередь, давали ценностное осмысление категории времени, с точки зрения прогресса, ритма развития, революционных преобразований.
Известно, что параллельно с научным формировалось обыденное представление о времени (которое тоже имеет свое историческое развитие), связанное с субъективным восприятием человека. Такое явление Д. С. Лихачев называл субъективным феноменом, когда «время кажется то текущим медленно, то бегущим быстро, то катящимся ровной волной, то двигающимся скачкообразно, прерывисто» [11, c.278]. Мы знаем, что время как таковое не дается нам в непосредственном наблюдении, это неуловимая сущность, которая может оставлять лишь чувственно воспринимаемые «следы» или демонстрировать нам свои «приметы».
Представление о времени, несомненно, соотносится с объективно наблюдаемой сменой различных состояний мира, но нельзя не согласиться с мнением Т. В. Булыгиной и А. Д. Шмелева (3; c.236), что концепт времени в большей степени, чем другие речемыслительные категории, отражающие атрибуты действительности, связан с переживающим время субъектом, с его оценкой, с его ощущением времени. Субъективный характер наивно-языковой концептуализации времени нашел отражение во многих особенностях естественноязыкового употребления темпоральных выражений, например, «повременить», «проспать», «ожидание», «час настал», «миг удачи». Аксиологичными следует назвать выражения «добрый час», «черный день», «лихая година» или мифологические «бесовские ночи», «вороньи дни» и т.д.
Известный историк и культуролог А. Я. Гуревич справедливо замечает: «Мало найдется других показателей культуры, которые в такой же степени характеризовали бы её сущность, как понимание времени, в нем воплощается, с ним связано мироощущение эпохи, поведение людей, их сознание, ритм жизни, отношение к вещам» [7, c.103]. В свете сказанного вряд ли можно согласиться с А. В. Кравченко [10, c.18], который в рамках когнитивной лингвистики противопоставляет две стороны идеи времени, связанные с его пониманием как некоего «континуума жизни» и как системы абстрактных отношений, проявляющихся в языковых средствах представления этого континуума (отсюда наличие в некоторых языках разных слов для обозначения лингвистического и «времени жизни»: Time и Tense, Zite и Tempus). При этом сам ученый отождествляет лингвистическое время с грамматическим. Данный методологический посыл характеризует общий подход к проблеме времени в современном языкознании. На наш взгляд, как не совсем правомерно рассматривать языковое время лишь в грамматическом аспекте, так и неточным представляется сугубо когнитивный подход объявлять единственным и универсальным.
Объективно существующее время, как уже отмечалось, субъективно переживается и осознается людьми, причем в различных цивилизациях, на различных стадиях общественного развития, в разных слоях одного и того же общества и даже отдельной индивидуальности эта категория воспринимается и применяется неодинаково. В подтверждение тезиса об осознании ценности времени как одной из функций культуры, приведем высказывание П.П. Гайденко: «Представление о времени – неотъемлемый компонент представления человека о мире в целом. В ходе исторического процесса оно изменяется, обрастает целым комплексом понятий, образов, становится важнейшим моментом мировоззрения эпохи, её культуры. В различных исторических условиях меняется не только представление о времени, но и ощущение его длительности. Каждой культуре присущ особый способ переживания, осмысления и осознания времени» [5, c.88]. Соответственно, каждая эпоха вносила свой вклад в содержание этой категории (поэтому говорят о времени первобытного общества, средних веков, эпохи Возрождения), и каждый исторический тип культуры характеризовался своей трактовкой времени. Конечно, каждая культура, эпоха отличается многообразием моделей восприятия времени, но при этом они дают единый, присущий этой культуре тип восприятия.
В зависимости от разных аспектов отношения ко времени у средневекового человека, по мнению А.Я. Гуревича, формируются разные модели: время природное (аграрное), или циклическое; родовое (или генеалогическое, династическое); библейское, или мифологическое; циклически-историческое [7, c.192]. Значит, даже у одного человека конкретной эпохи, причем не современной, может сложиться несколько разных представлений о времени, которые не только не противоречат друг другу, но более того – взаимодействуют. Можно сказать, что отношение к времени, складывающееся в той или иной культуре, обобщает ту форму переживания времени, которая свойственна представляющей данную культуру и порожденной ею личности, так как только в человеческом мире время становится и формой объективного бытия, и сложнейшим феноменом сознания. В настоящее время собран богатый материал для выделения исторических форм восприятия, истолкования времени в различных культурах, формациях и т. д., которые изучают лингвистика, история языка и искусства, антропология, психология, этнология и другие гуманитарные науки.
Всё сказанное свидетельствует о том, что проблема времени нуждается в комплексном изучении, для ее решения должны быть ассимилированы результаты как естественных, так и гуманитарных наук. Но основные трудности как раз и состоят в междисциплинарном подходе, в синтезе тех представлений о времени, которые развиваются в различных областях науки и, главное, культуры. Уже В. И. Даль обозначил широкий круг значений этого слова, представил его полимодальную трактовку: время астрономическое (время года, суток, погода), психологическое – рефлексия необратимости времени (‘время красит’ или ‘безвременно старит’, ‘время летит’ и т.п.), социологическое (‘время деньгу дает’, ‘пению время и молитве час’), а также подчеркивал связь времени с измерительными процессами, хронологией, историей.
Разные модели времени предлагались учеными: писали о круговой модели движения времени – В. Мурьянов, о модели качения, «колебания» – Г. Гачев, Г. Вригт высказывался о времени как изменяющемся и распространяющемся потоке, В. И. Постовалова называет первой моделью времени архаическую колебательную модель, которая сменилась циклической, течением по определенному замкнутому кругу; циклическая модель постепенно преобразовалась в модель «спирального» времени по мере установления между концентрическими временными циклами взаимосвязи; при более поздних формах общественного сознания произошло раскручивание «спирального времени» в линейную конструкцию, при которой только и может появиться идея истории [15, c.63]. Очевидно, что описанные классификации не имеют единого основания, с чем и связаны многообразие и разноплановость предлагаемых моделей времени, в том числе в лингвистике. Ю.С. Степанов, ссылаясь на материалы 17-го Международного конгресса исторических наук в Мадриде (1990 г.), перечисляет 12 (!) видов времени [16, c.263‑264].
Что касается непосредственно языкового времени, то и здесь описываются различные модели. Одни предлагают физико-математическую модель лингвистического времени, Ю. Н. Караулов пишет о времени историческом (диахроническом, языковом) и актуальном (синтагматическом, речевом), С. И. Никитина выстраивает отдельную лингвистическую модель фольклорного мира – модель тезаурусного описания языка народной поэзии, куда входит и время [14], в коллективной монографии «Логический анализ языка. Язык и время» [12] специальная глава посвящена разнообразным моделям времени.
Действительно, картина мира, отраженная в сознании человека, вариативна, изменчива, непостоянна. В то же время при изучении языкового времени исследователи отталкиваются преимущественно от традиционных, базисных моделей циклического и линейного времени, впервые описанных еще М. Гюйо [8]. Большинство исследователей, в числе которых Б. А. Успенский, Ю. С. Степанов, Н. Д. Арутюнова и другие авторитетные ученые, сходится на том, что существуют две главные модели циклического и линейного времени, которые сформировались в ходе исторического развития человеческого общества, они и определили два вида языкового времени.
Так, для мифологического миропонимания в целом характерна циклическая структура времени: настоящее и будущее – это различные темпоральные ипостаси мифического прошлого. В примитивном, мифологическом сознании категория времени выступает как чистая абстракция, поэтому все модусы времени – прошлое, настоящее, будущее – расположены как бы в одной плоскости, в известном смысле «одновременны». Мифологическое мировосприятие не отделяет человека от природы – космоса (восприятие временного континуума древним сознанием связано с космопланетарными циклами, которые определяют жизнь человека) и сводится к понятию цикла и вечного возвращения. Время в мифологическом сознании не было векторным: оно либо не движется, либо вращается по кругу, цель действия задана природой вещей и действие повторяет прадействие. Закономерно символом циклического времени стал круг, вращение по кругу, а понятие вечности вытекает из замкнутости круга, отсутствия у него начала и конца. Позднее переход от язычества к христианству привел к перестройке структуры временных представлений.
Циклический характер солнечного круговорота, солнечный цикл как мерило бытия всего сущего в человеческом мире определяли жизнь и славянских народов (см. работы Н. И. Толстого и С. М. Толстой о магическом круге времени в представлениях славян). В средневековой Европе время определялось тоже прежде всего природными ритмами, сельскохозяйственным календарем (его «измеряли» по солнцу, песку, воде, свече, звону колоколов). В то же время это не значит, что у архаических цивилизаций различие между прошлым, настоящим и будущим отсутствует совсем: хронологические серии практической жизни в сознании древних людей отделены от циклического времени мифа. Кроме того, наряду с аграрным было и литургическое время, связанное с религиозными праздниками, и параллельно с мифологическим отношением к времени существовало эпическое время (события в истории племен и народов лежали в основе истории родов, счета поколений, основанного не на хронологии, а на преемственности связей). Славянский народно-религиозно-хозяйственный календарь также включал элементы линейного восприятия времени: проецирование на линию месячных циклов. Необходимо заметить, что и сегодня чувство времени у человека порождается восприятием изменений в мире, а его основным источником является космическое время – смена времен дня, сезонов года и т. п., то есть циклизм имеет место быть и в современном мире, сознании, восприятии.
Что же послужило эмпирической основой возникновения и формирования представлений о линейном движении времени? Ученые считают, что чувство, рожденное временными циклами, было перенесено на линию времени тогда, когда время стало не только переживаться, но и осознаваться: «всему свое время». Экклезиаст, читаем у Н.Д. Арутюновой [12, c.51], ставит в один ряд сроки природы («Время насаждать, и время вырывать насаженное»), жизни («Время рождаться, и время умирать») и истории («Время войне, и время миру»); так же, как детерминировано природное время, диктующее «естественную» деятельность человека, предопределен ход истории, чувство изменений в природной среде аналогично чувству исторических перемен.
Н.Д. Арутюнова признает, что в абстрактной модели время формально, отвлеченно от мира и человека: прямая задает лишь последовательность точек, но не последовательность каузально связанных событий. Только присутствие человека в мире наполняет формальное время событиями: войдя в модель времени, человек внес в нее точку и движение, а вместе с ним и направление движения [2, c.687‑689]. Значит, наряду с внешней по отношению к языку моделью времени существует и внутриязыковая модель, конститутивным компонентом которой является точка присутствия в ней говорящего, от которого идет отсчет времени вправо – в будущее и влево – в прошедшее. Такую модель правильнее было бы называть уже не языковой, а речевой, где в качестве точки отсчета времени выступает субъект в момент высказывания.
Итак, две модели – это два восприятия жизни, два ее образа, два символа: окружность и прямая, круг и путь; два восприятия времени: космическое и историческое. Ориентированные на само время, модели – «течение жизни», «линия судьбы» и движение природных веществ («вода бежит», «ветер несется», «луна взошла») – предстают образно, в виде метафор, что также может выступать одним из способов рассмотрения категории времени в качестве лингвокультурологической. Надо сказать, семантика до сих пор сплошь и рядом пережиточно отражает архаическую картину мира, действительную для прасостояний культуры: сегодня, в век научно-технического прогресса, как и тысячи лет назад, солнце для нас «встает» и «заходит».
Метафора движения из будущего в прошлое лежит в основе понятия «языковое время». Все, что следует (следующий день, год, мгновенье, остановка, последствие, наследование, последний) идет вслед уходящему (пред-идущему) в прошлое – прошлый год, прошедшая неделя, уходящий год, наступающий новый год; также это свойство выражается в предикатах «времени»: время приходит, проходит, приближается, грядет, минует течет, длится, тянется [2, c.690]. То же наблюдается и в словах: ‘пред-ки’ ‑ сначала, потом ‘потом-ки’ или ‘перво-проход-цы’ и ‘по-след-ователи’, сюда же можно отнести выражение «время пришло». Эту точку зрения развивают и продолжают на ряде примеров Т. В. Булыгина и А. Д. Шмелев – авторы известной монографии «Языковая концептуализация мира», рассматривая в своей работе «двигательные» метафоры времени и «парадоксы», связанные со временем.
Невозможно не согласиться с рассуждениями известного исследователя категории времени Е. С. Яковлевой: «В «культурной парадигме» носителей языка с понятием циклического времени связываются идеи природных циклов, бесконечных возвратов и повторов одних и тех же событий, общности человеческих судеб на всех кругах бытия; с понятием же линейного времени ассоциируются такие характеристики, как ‘неповторимость’, ‘уникальность’, ‘единичность’ событий, необратимость самого жизненного процесса. Естественно поэтому, что “циклическое сознание” настроено на типизацию (отождествление того, что есть, с тем, что уже не однажды было), а ‘линейное’ – на индивидуализацию» [17, c.100‑101]. Однако мы бы не стали так резко разводить две модели времени, два типа его восприятия (а именно с этой точки зрения ученый анализирует оппозитивы: время/пора; прежний, прошлый/минувший; нынче/сейчас), так как полагаем, что условны как само деление, так и характеристики той и другой модели: они лишь отражают процесс формирования представлений о времени, но не исчерпывают всю сложность и диалектику временных отношении. Именно это мы попытались продемонстрировать на обширном материале темпоральной лексики, словосочетаний с ней, пословиц и художественных текстов на тему времени [13].
Итак, центральным компонентом современной картины мира, складывающейся из переплетения двух ступеней познания (чувственного и логического), является концептуальная модель времени, включающая научные понятия о времени как длительности, продолжительности всех событий и явлений, их последовательности и наивно-обиходные представления о времени, уходящие корнями в древнейшую картину темпоральных представлений, объединяющая научную картину мира (систему научных временных понятий, используемых в философии и частных науках) и наивную картину мира (наивные понятия о времени, находящие выражение в диалектах, народном сельскохозяйственном календаре, фразеологии и т.п.) в единую концептуальную модель. Поэтому время, в том числе языковое, должно рассматриваться в диалектическом единстве, синтезе всех аспектов, так как конечной целью его изучения должно стать выявление динамичной связи универсальных свойств данной категории с чертами национально-исторического, культурного своеобразия жизни народа, а также описание особенностей выражения в постоянных, инвариантных составляющих структуры времени культурно-исторического типа нации, определенного этапа и уровня её развития.
Список использованной литературы
1. Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка // Избранные труды. М., 1995, т.2.
2. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1999.
3. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Темпоральный дейксис // Человеческий фактор в языке. Коммуникация, модальность, дейксис. М., 1992. с. 236‑242.
4. Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. М., 2001.
5. Гайденко П.П. Тема судьбы и представление о времени в древнегреческом мировоззрении // Вопросы философии. 1969. №9. с.88–98.
6. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М.,1984.
7. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1984.
8. Гюйо М. Происхождение идеи времени. СПб., 1899.
9. Исповедь блаженного Августина. М.,1914.
10. Кравченко А.В. Когнитивные структуры пространства и времени // Известия АН СССР СЛЯ. 1996, Т.55. №3. с. 3‑24.
11. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1971.
12. Логический анализ языка. Язык и время. М., 1997.
13. Михеева Л.Н. Время в русской языковой картине мира. М., 2003. 14. Никитина С. Е. Устная народная культура и языковое сознание. М., 1993.
14. Роль человеческого фактора в языке. М., 1988.
15. Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры. М., 2001. 17. Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира (Модели пространства, времени и восприятия). М., 1994.