ВЛИЯНИЕ ЛИЧНОСТИ

"Химик"7(1850) 2006 Содержание

Случилось так, что в конце лета 1960 года я должна была покинуть Нижний Новгород, где окончила Химфак университета и уже год проучилась в аспирантуре, и переехать в Иваново. Мои преподаватели из alma mater, с которыми я прощалась, говорили многозначительно: «О да, там Яцимирский!». Мне это мало что говорило, и я не подозревала, что судьба свяжет меня дружбой с интереснейшим человеком и талантливым ученым на целых 45 лет.

Хотя непосредственное общение моё с Константином Борисовичем составило всего-то около полутора лет. Но какие это были годы!

Мой шеф был не только руководителем работы – он был её соучастником. Поставив какую-то задачу, он уже через полчаса входил в комнату: «Ну, как?» - «Константин Борисович, я только посуду мою!» - «Ну, не сердитесь, ведь мне же интересно!»

Частенько утром входил Константин Борисович и говорил: «Вы знаете, я вчера катался на лыжах, и мне пришла в голову мысль…». Это могло означать, что работу следовало повернуть в несколько ином направлении, иногда отбросить полученные факты и начать добывать новые. Но, ощущая его неподдельный интерес, мы зажигались и сами. А работали мы с восьми утра до десяти-одиннадцати вечера, если нужно – и по выходным. Об отпусках и каникулах не было и речи, поэтому все диссертации всегда представлялись и защищались в срок и всегда успешно.

Константин Борисович никогда никого не ругал, но умел так выразить своё порицание за ошибки, что его слова и взгляд при этом запоминались на всю жизнь. Если ты приходил на работу слишком, по его мнению, поздно, то он ничего не говорил, но как бы случайно шел по коридору тебе навстречу и молча, с приветливой улыбкой, весь путь глядел на свои наручные часы – всё было понятно без слов!

У него был редкий дар педагога и воспитателя, он готовил нас к работе преподавателя. В то время наша аспирантская педпрактика составляла 3 семестра по 120-140 часов каждый. Константин Борисович брал с аспирантом группу, и мы на личном его примере учились многому: как надо готовиться к занятиям, как говорить, как стоять у доски, как обращаться к студентам. При всей его эрудиции, при всём опыте, при отлично поставленной речи он никогда не приходил на лекции или практические занятия без краткого конспекта, в который он, вероятно, никогда не заглядывал. У меня до сих пор хранится его записная книжечка со схемами приборов в лаборатории ФХМА и описание порядка работы на них.

Константин Борисович уважительно относился к своим младшим коллегам и никогда не задевал их чувство собственного достоинства. Наоборот, побуждал их к самоуважению.

Делая доклады, всегда говорил: «…мы с Юрием Александровичем открыли…», «..мы с Верой Александровной установили…», хотя каждый из соавторов понимал, какова была его роль в этих открытиях и установлениях. Константин Борисович и после защиты диссертации не обделял вниманием своего воспитанника, следил за его научным ростом и карьерой, помогал советом или своим участием, если это требовалось. Но побуждал к самостоятельной, без поводыря, работе и продвижению. Обычно после защиты он редактировал первую статью, а потом говорил: «Вот, теперь Вы самостоятельны. Помогать Вам я не отказываюсь, но мою фамилию больше в список авторов не включайте». Как это редко происходит сейчас!

Вспоминать о Константине Борисовиче можно много. Все последующие годы, вплоть до его смерти, мы активно переписывались, и эта переписка открыла мне немало нового и замечательного в этом незаурядном человеке. Но это – сугубо личное, которое многое внесло в мою жизнь, в мое отношение к людям и к своему делу. Я счастлива, что судьба, приведя меня в Иваново, подарила дружбу с Константином Борисовичем Яцимирским.